Они почти бежали по едва освещенным улицам. Огни уже отключили, фонари и вывески погасли. Горели только окна в домах. Уже начало рассветать, но между домами еще царил сумрак. Все кругом казалось бесцветным, серым. И они – бегущие по улицам – тоже. Но вот впереди блеснуло что-то серебристое. Элен издали заметила шикарную машину цвета «металлик». Странно, но Эдмонд вел ее именно к ней.
– Поедем кататься! – сказал он, отключая сигнализацию. – Еще только без двадцати семь, до десяти мы еще отлично отдохнем. А потом вы пойдете спать, а я на работу.
Перспектива ехать куда-то снова заставила Элен усомниться в правильности своего выбора. Сердце в груди забилось быстрее. И опять она не смогла устоять перед обаятельной улыбкой, озарившей лицо Эдмонда.
– Прошу. – Он открыл дверцу машины и учтивым жестом пригласил ее сесть.
Элен села на переднее сиденье и сразу почувствовала, насколько удобные в машине кресла. Спина отдыхала, мышцы расслабились. Казалось – сиди в нем всю жизнь и не нужно больше ничего на свете.
– Хорошо, да? – сказал Эдмонд, удобнее устраиваясь в кресле.
Еще бы! Ведь он всю ночь просидел на стуле, совершенно неподходящем для того, чтобы спать. Что же заставило его промучиться столько времени?
– Чего вы ждали там сегодня? – спросила Элен.
– Длинная история. – Эдмонд махнул рукой, заводя машину. – Расскажу как-нибудь потом.
Он снял пиджак и клетчатую рубашку, оставшись голым по пояс. Это слегка озадачило и напугало Элен. Благо, замешательство длилось недолго. Эдмонд достал с заднего сиденья рубашку нежно-голубого цвета с ярким асимметричным рисунком. Элен хорошо знала, что такие стоят кучу денег.
Эдмонд надел ее и, словно извиняясь за такую сцену, сказал:
– Просто надо было переодеться. Терпеть не могу пиджаков.
– Еще интереснее.
Элен едва справилась с волнением. Вид его обнаженного торса не на шутку возбудил ее. Сильные широкие плечи, идеально гладкая загорелая кожа. Виден рельеф, строгий, аккуратный. И как это ему удается поддерживать такую прекрасную физическую форму?
Он потянулся за рубашкой, повернувшись спиной к Элен, и ту словно обдало жаром. Ее охватило почти непреодолимое желание прикоснуться к нему, ощутить под пальцами эти аккуратные мышцы, почувствовать, как они играют. Хорошо, что длилось это несколько секунд. Эдмонд быстро оделся. Иначе… Элен уже не могла сказать точно, справилась бы с собой или нет. Скорее всего, нет. Теперь она натянуто улыбнулась, а воображение уже рисовало его обнаженное стройное, подтянутое тело.
– Что интереснее? – не понял последней ее фразы Эдмонд.
– Очень любопытно узнать, что может заставить человека сидеть целую ночь в баре, который он явно ненавидит, да еще в одежде, которую терпеть не может.
Эдмонд засмеялся.
– Хорошо, я расскажу, если вам действительно интересно. Но история на самом деле не стоит внимания.
Машина уже мчалась по улицам города. Стало совсем светло, на улицах появились люди. Все куда-то торопились. Одни уже заводили машины, другие толпились на остановках.
– Так вот, – начал Эдмонд, – у меня есть один друг, его зовут Патрик. Классный парень. Но иногда зануда. Я вчера с ним немного поругался. Хотя, в принципе, мы с ним всегда немного ссоримся. Спор зашел о моей выносливости. А точнее – о силе воли. Он постоянно упрекает меня: безвольный, несобранный, растерянный. Он, конечно, кое в чем прав. Я не всегда могу заставить себя сделать то, чего мне не хочется. Особенно если дело касается работы. Терпеть не могу работу. Патрик опять мне что-то выговаривал. Я толком не понял, но, кажется, пропустил вчера и совещание, и встречу с клиентами. А причина самая банальная – проспал. Я отключил телефон на ночь. Хотел поспать, а в будильнике сели батарейки. Было много шуму. Отец еще до сих пор сердится. Но меня мало это волнует. Хотя с Патриком ссориться не хотелось, но он прямо-таки рассвирепел. Кричал, что у меня совершенно нет силы воли, что я ни на что не годен. Ну, я и ответил первое, что пришло в голову: просижу, мол, в дешевом баре, которые терпеть не могу, восемь часов подряд. Всю ночь. Да еще в дурацком пиджаке. Он спохватился, стал говорить, что доказывать следует выполнением обязанностей, а не идиотскими пари. А я ответил: поздно. И добавил, что бар выберу сам. Он пытался меня остановить, я не дослушал, хлопнул дверью. И целый день на работе не появлялся. Отключил сотовый, а вечером выбрал бар и честно не покидал его до шести двадцати, как и обещал.
– Но ведь он не может проверить, выполнили вы обещание или нет. Зачем же было мучить себя?
– Я дал слово, – пожал плечами Эдмонд.
В его устах эта фраза прозвучала как истина, не подлежащая никаким сомнениям. Элен снова усмехнулась про себя: до чего наивны некоторые люди. В таком возрасте истово верить в силу клятв и данных слов!
– А вам не приходило в голову, что слово можно нарушить?
Эдмонд поморщился.
– Приходило. Самое смешное, что, когда дело доходит до бизнеса, я порой даю тысячу обещаний и даже клятв, а в последний момент могу передумать. И никакие обязательства, законы чести меня не останавливают. Но здесь я почувствовал, что надо проверить. Патрик меня убедил. Действительно, в последнее время я как-то чересчур расслабился, так что надо было встряхнуться. Теперь спокоен. На что-то еще гожусь.
Элен рассмеялась бы прямо перед ним, если бы не закрыла ладонями рот. Смех так и разбирал ее. Этот его друг был прав. Что за мальчишество, устраивать самому себе проверку на выносливость! А если бы ему стало плохо от дыма сигарет? Она представила себе картину: Эдмонд сползает со стула и падает на пол. Кто-нибудь из завсегдатаев решил бы, что он пьяный, и просто вытолкал его на улицу или оттащил к стенке, чтобы не мешал ходить. Обычно с пьяными поступали в баре именно так. И ради чего такая жертва? Ребячество.